Глава II
Уехал!.. Что значила бледность его
И всё, что в ту ночь совершилось?
Зачем на сказал он жене ничего?
Недоброе что-то случилось!
Я долго не знала покоя и сна,
Сомнения душу терзали:
Уехал, уехал! опять я одна!..
Родные меня утешали,
Отец торопливость его объяснял
Каким-нибудь делом случайным:
Куда-нибудь сам император послал
Его с поручением тайным,
Не плачь! Ты походы делила со мной,
Превратности жизни военной
Ты знаешь; он скоро вернется домой!
Под сердцем залог драгоценный
Ты носишь: теперь ты беречься должна!
Всё кончится ладно, родная;
Жена муженька проводила одна,
А встретит, ребенка качая!..
Увы! предсказанье его не сбылось!
Увидеться с бедной женою
И с первенцем сыном отцу довелось
Не здесь не под кровлей родною!
Как дорого стоил мне первенец мой!
Два месяца я прохворала.
Измучена телом, убита душой,
Я первую няню узнала.
Спросила о муже. Еще не бывал!
Писал ли? И писем нет даже.
А где мой отец? В Петербург ускакал.
А брат мой? Уехал туда же.
Мой муж не приехал, нет даже письма,
И брат и отец ускакали,
Сказала я матушке. Еду сама!
Довольно, довольно мы ждали!
И как ни старалась упрашивать дочь
Старушка, я твердо решилась;
Припомнила я ту последнюю ночь
И всё, что тогда совершилось,
И ясно сознала, что о мужем моим
Недоброе что-то творится…
Стояла весна, по разливам речным
Пришлось черепахой тащиться.
Доехала я чуть живая опять.
Где муж мой? отца я спросила.
В Молдавию муж твой ушел воевать.
Не пишет он?.. Глянул уныло
И вышел отец… Недоволен был брат,
Прислуга молчала, вздыхая.
Заметила я, что со мною хитрят,
Заботливо что-то скрывая;
Ссылаясь на то, что мне нужен покой,
Ко мне никого не пускали,
Меня окружили какой-то стеной,
Мне даже газет не давали!
Я вспомнила: много у мужа родных,
Пишу отвечать умоляю.
Проходят недели ни слова от них!
Я плачу, я силы теряю…
Нет чувства мучительней тайной грозы.
Я клятвой отца уверяла,
Что я не пролью ни единой слезы,
И он, и кругом всё молчало!
Любя, меня мучил мой бедный отец;
Жалея, удвоивал горе…
Узнала, узнала я всё наконец!..
Прочла я в самом приговоре,
Что был заговорщиком бедный Сергей:
Стояли они настороже,
Готовя войска к низверженью властей.
В вину ему ставилось тоже,
Что он… Закружилась моя голова…
Я верить глазам не хотела…
Ужели?.. В уме не вязались слова:
Сергей и бесчестное дело!
Я помню, сто раз я прочла приговор,
Вникая в слова роковые:
К отцу побежала, с отцом разговор
Меня успокоил, родные!
С души словно камень тяжелый упал.
В одном я Сергея винила:
Зачем он жене ничего не сказал?
Подумав, и то я простила:
Как мог он болтать? Я была молода,
Когда ж он со мной расставался,
Я сына под сердцем носила тогда:
За мать и дитя он боялся!
Так думала я. Пусть беда велика,
Не всё потеряла я в мире.
Сибирь так ужасна, Сибирь далека,
Но люди живут и в Сибири!..
Всю ночь я горела, мечтая о том,
Как буду лелеять Сергея.
Под утро глубоким, крепительным сном
Уснула и встала бодрее.
Поправилось скоро здоровье мое,
Приятельниц я повидала,
Нашла я сестру расспросила ее
И горького много узнала!
Несчастные люди!.. Всё время Сергей
(Сказала сестра) содержался
В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей.
Вчера только с ним повидался
Отец. Повидаться с ним можешь и ты:
Когда приговор прочитали,
Одели их в рубище, сняли кресты,
Но право свиданья им дали!..
Подробностей ряд пропустила я тут…
Оставив следы роковые,
Доныне о мщенье они вопиют…
Не знайте их лучше, родные.
Я в крепость поехала к мужу с сестрой.
Пришли мы сперва к генералу,
Потом нас привел генерал пожилой
В обширную, мрачную залу.
Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!
Раскланявшись вежливо с нами,
Он вышел. С дверей не спускала я глаз.
Минуты казались часами.
Шаги постепенно смолкали вдали,
За ними я мыслью летела.
Мне чудилось: связку ключей принесли,
И ржавая дверь заскрипела.
В угрюмой каморке с железным окном
Измученный узник томился.
Жена к вам приехала!.. Бледный лицом,
Он весь задрожал, оживился:
Жена!.. Коридором он быстро бежал,
Довериться слуху не смея…
Вот он! громогласно сказал генерал,
И я увидала Сергея…
Недаром над ним пронеслася гроза:
Морщины на лбу появились,
Лицо было мертвенно бледно, глаза
Не так уже ярко светились,
Но больше в них было, чем в прежние дни,
Той тихой, знакомой печали;
С минуту пытливо смотрели они,
И радостью вдруг заблистали,
Казалось, он в душу мою заглянул…
Я горько, припав к его груди,
Рыдала… Он обнял меня и шепнул:
Здесь есть посторонние люди.
Потом он сказал, что полезно ему
Узнать добродетель смиренья,
Что, впрочем, легко переносит тюрьму,
И несколько слов ободренья
Прибавил… По комнате важно шагал
Свидетель: нам было неловко…
Сергей на одежду свою показал:
Поздравь меня, Маша, с обновкой,
И тихо прибавил: Пойми и прости,
Глаза засверкали слезою,
Но тут соглядатай успел подойти,
Он низко поник головою.
Я громко сказала: Да, я не ждала
Найти тебя в этой одежде.
И тихо шепнула: Я всё поняла.
Люблю тебя больше, чем прежде…
Что делать? И в каторге буду я жить
(Покуда мне жизнь не наскучит).
Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?
(Ведь каторга нас не разлучит?)
Так вот ты какая! Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он вынул платок, на окно положил,
И рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я мой мужу остался…
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал
Пришлось бы другим дожидаться…
В карету меня подсадил генерал,
Счастливо желал оставаться…
Великую радость нашла я в платке:
Цалуя его, увидала
Я несколько слов на одном уголке;
Вот что я, дрожа, прочитала:
Мой друг, ты свободна. Пойми не пеняй!
Душевно я бодр и желаю
Жену мою видеть такой же. Прощай!
Малютке поклон посылаю…
Была в Петербурге большая родня
У мужа; всё знать да какая!
Я ездила к ним, волновалась три дня,
Сергея спасти умоляя.
Отец говорил: Что ты мучишься, дочь?
Я всё испытал бесполезно!
И правда: они уж пытались помочь,
Моля императора слезно,
Но просьбы до сердца его не дошли…
Я с мужем еще повидалась,
И время приспело: его увезли!..
Как только одна я осталась,
Я тотчас послышала в сердце моем,
Что надо и мне торопиться,
Мне душен казался родительский дом,
И стала я к мужу проситься.
Теперь расскажу вам подробно, друзья,
Мою роковую победу.
Вся дружно и грозно восстала семья,
Когда я сказала: Я еду!
Не знаю, как мне удалось устоять,
Чего натерпелась я… Боже!..
Была из-под Киева вызвана мать,
И братья приехали тоже:
Отец образумить меня приказал.
Они убеждали, просили,
Но волю мою сам господь подкреплял,
Их речи ее не сломили!
А много и горько поплакать пришлось…
Когда собрались мы к обеду,
Отец мимоходом мне бросил вопрос:
На что ты решилась? Я еду!
Отец промолчал… промолчала семья…
Я вечером горько всплакнула,
Качая ребенка, задумалась я…
Вдруг входит отец, я вздрогнула…
Ждала я грозы, но, печален и тих,
Сказал он сердечно и кротко:
За что обижаешь ты кровных родных?
Что будет с несчастным сироткой?
Что будет с тобою, голубка моя?
Там нужно не женскую силу!
Напрасна великая жертва твоя,
Найдешь ты там только могилу!
И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,
Лаская меня и цалуя…
Я сам виноват! Я тебя погубил!
Воскликнул он вдруг, негодуя.
Где был мой рассудок? Где были глаза!
Уж знала вся армия наша…
И рвал он седые свои волоса:
Прости! не казни меня, Маша!
Останься!.. И снова молил горячо…
Бог знает, как я устояла!
Припав головою к нему на плечо,
Поеду! я тихо сказала…
Посмотрим!.. И вдруг распрямился старик,
Глаза его гневом сверкали:
Одно повторяет твой глупый язык:
Поеду! Сказать не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли, считаешь
И мать, и отца? Или глупы они…
Что споришь ты с ними, как с ровней?
Поглубже ты в сердце свое загляни,
Вперед посмотри хладнокровней,
Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой…
Ушел он, грозящий и гневный,
А я, чуть жива, пред иконой святой
Упала в истоме душевной…
