Л. Н. Толстой. Воскресение

Библиотека

XXV

Мрачный дом острога с часовым и фонарем под воротами, несмотря на чистую, белую пелену, покрывавшую теперь все и подъезд, и крышу, и стены, производил еще более, чем утром, мрачное впечатление своими по всему фасаду освещенными окнами.
Величественный смотритель вышел к воротам и, прочтя у фонаря пропуск, данный Нехлюдову и англичанину, недоумевающе пожал могучими плечами, но, исполняя приказание, пригласил посетителей следовать за собой. Он провел их сначала во двор и потом в дверь направо и на лестницу в контору. Предложив им садиться, он спросил, чем может служить им и, узнав о желании Нехлюдова видеть теперь же Маслову, послал за нею надзирателя и приготовился отвечать на вопросы, которые англичанин тотчас же начал через Нехлюдова делать ему.
На сколько человек построен замок? спрашивал англичанин. Сколько заключенных? Сколько мужчин, сколько женщин, детей? Сколько каторжных, ссыльных, добровольно следующих? Сколько больных?
Нехлюдов переводил слова англичанина и смотрителя, не вникая в смысл их, совершенно неожиданно для себя смущенный предстоящим свиданием. Когда среди фразы, переводимой им англичанину, он услыхал приближающиеся шаги, и дверь конторы отворилась, и, как это было много раз, вошел надзиратель и за ним повязанная платком, в арестантской кофте Катюша, он, увидав ее, испытал тяжелое чувство.
Я жить хочу, хочу семью, детей, хочу человеческой жизни, мелькнуло у него в голове, в то время как она быстрыми шагами, не поднимая глаз, входила в комнату.
Он встал и ступил несколько шагов ей навстречу, и лицо ее показалось ему сурово и неприятно. Оно опять было такое же, как тогда, когда она упрекала его. Она краснела и бледнела, пальцы ее судорожно крутили края кофты, и то взглядывала на него, то опускала глаза.
Вы знаете, что вышло помилование? сказал Нехлюдов.
Да, надзиратель говорил.
Так что, как только получится бумага, вы можете выйти и поселиться, где хотите. Мы обдумаем…
Она поспешно перебила его:
Что мне обдумывать? Где Владимир Иванович будет, туда и я с ним.
Несмотря на все свое волнение, она, подняв глаза на Нехлюдова, проговорила это быстро, отчетливо, как будто вперед приготовив все то, что она скажет.
Вот как! сказал Нехлюдов.
Что ж, Дмитрий Иванович, коли он хочет, чтобы я с ним жила, она испуганно остановилась и поправилась, чтоб я при нем была. Мне чего же лучше? Я это за счастье должна считать. Что же мне?..
Одно из двух: или она полюбила Симонсона и совсем не желала той жертвы, которую я воображал, что приношу ей, или она продолжает любить меня и для моего же блага отказывается от меня и навсегда сжигает свои корабли, соединяя свою судьбу с Симонсоном, подумал Нехлюдов, и ему стало стыдно. Он почувствовал, что краснеет.
Если вы любите его… сказал он.
Что любить, не любить? Я уж это оставила, и Владимир Иванович ведь совсем особенный.
Да, разумеется, начал Нехлюдов. Он прекрасный человек, и я думаю…
Она опять перебила его, как бы боясь, что он скажет лишнее или что она не скажет всего.
Нет, вы меня, Дмитрий Иванович, простите, если я не то делаю, что вы хотите, сказала она, глядя ему в глаза своим косым таинственным взглядом. Да, видно, уж так выходит. И вам жить надо.
Она сказала ему то самое, что он только что говорил себе, но теперь уже он этого не думал, а думал и чувствовал совсем другое. Ему не только было стыдно, но было жалко всего того, что он терял с нею.
Я не ожидал этого, сказал он.
Что же вам тут жить и мучаться. Довольно вы помучались, сказала она и странно улыбнулась.
Я не мучался, а мне хорошо было, и я желал бы еще служить вам, если бы мог.
Нам, она сказала: Нам и взглянула на Нехлюдова, ничего не нужно. Вы уж и так сколько для меня сделали. Если бы не вы… Она хотела что-то сказать, и голос ее задрожал.
Меня-то уж вам нельзя благодарить, сказал Нехлюдов.
Что считаться? Наши счеты Бог сведет, проговорила она, и черные глаза ее заблестели от вступивших в них слез.
Какая вы хорошая женщина! сказал он.
Я-то хорошая? сказала она сквозь слезы, и жалостная улыбка осветила ее лицо.
Are you ready? спросил между тем англичанин.
Directly, ответил Нехлюдов и спросил ее о Крыльцове.
Она оправилась от волнения и спокойно рассказала, что знала: Крыльцов очень ослабел дорогой, и его тотчас же поместили в больницу. Марья Павловна очень беспокоилась, просилась в больницу в няньки, но ее не пускали.
Так мне идти? сказала она, заметив, что англичанин дожидается.
Я не прощаюсь, я еще увижусь с вами, сказал Нехлюдов.
Простите, сказала она чуть слышно. Глаза их встретились, и в странном косом взгляде и жалостной улыбке, с которой она сказала это не прощайте, а простите, Нехлюдов понял, что из двух предположений о причине ее решения верным было второе: она любила его и думала, что, связав себя с ним, она испортит его жизнь, а уходя с Симонсоном, освобождала его и теперь радовалась тому, что исполнила то, что хотела, и вместе с тем страдала, расставаясь с ним.
Она пожала его руку, быстро повернулась и вышла.
Нехлюдов оглянулся на англичанина, готовый идти с ним, но англичанин что-то записывал в свою записную книжку. Нехлюдов, не отрывая его, сел на деревянный диванчик, стоявший у стены, и вдруг почувствовал страшную усталость. Он устал не от бессонной ночи, не от путешествия, не от волнения, а он чувствовал, что страшно устал от всей жизни. Он прислонился к спинке дивана, на котором сидел, закрыл глаза и мгновенно заснул тяжелым, мертвым сном.
Что же, угодно теперь пройти по камерам? спросил смотритель.
Нехлюдов очнулся и удивился тому, где он. Англичанин кончил свои записи и желал осмотреть камеры. Нехлюдов, усталый и безучастный, пошел за ним.

Вы готовы? (англ., перевод Л.Н. Толстого.)
Сейчас (англ., перевод Л.Н. Толстого.)

Автор статьи
Репетитор, закончил Куровскую гимназию, которая входит в топ-100 школ Московской области, с золотой медалью. Являюсь победителем олимпиад по математике и информатике. Успешно сдал ЕГЭ на высокие баллы.
Задать вопрос
Оцените статью
Na5.club
Добавить комментарий

− 6 = 2

Adblock
detector