Л. Н. Толстой. Воскресение

Библиотека

XXXI

Когда загремел замок и Маслову впустили в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
Э, эхма! Вернулась. А я таки думала, что оправят, сказала она своим хриплым, басистым, почти мужским голосом. Видно, закатали.
Она сняла очки и положила свое шитье рядом на нары.
Мы и то с тетенькой, касатка, переговаривались, може, сразу ослобонят. Тоже, сказывали, бывает. Еще и денег надают, под какой час попадешь, тотчас же начала своим певучим голосом сторожиха. Ан, вот оно что. Видно, сгад наш не в руку. Господь, видно, свое, касатка, не умолкая, вела она свою ласковую и благозвучную речь.
Ужли ж присудили? спросила Федосья, с сострадательной нежностью глядя на Маслову своими детскими ясно-голубыми глазами, и все веселое молодое лицо ее изменилось, точно она готова была заплакать.
Маслова ничего не отвечала и молча прошла к своему месту, второму с края, рядом с Кораблевой, и села на доски нар.
Я чай, и не поела, сказала Федосья, вставая и подходя к Масловой.
Маслова, не отвечая, положила калачи на изголовье и стала раздеваться: сняла пыльный халат и косынку с курчавящихся черных волос и села.
Игравшая на другом конце нар с мальчиком горбатая старушка подошла тоже и остановилась против Масловой.
Тц, тц, тц! жалостливо покачав головой, защелкала она языком.
Мальчишка подошел тоже за старушкой и, широко открыв глаза и выпятив уголком верхнюю губу, уставился на калачи, которые принесла Маслова. Увидав все эти сочувственные лица после всего того, что с ней было нынче, Масловой захотелось плакать, и у ней задрожали губы. Но она старалась удержаться и удерживалась до тех пор, пока не подошла старушка и мальчишка. Когда же она услыхала доброе, жалостливое тцыканье старушки и, главное, когда встретилась глазами с мальчишкой, переведшим свои серьезные глаза с калачей на нее, она уже не могла удерживаться. Все лицо ее задрожало, и она разрыдалась.
Я говорила: добывай защитника настоящего, сказала Кораблева. Что же, на высылку? спросила она.
Маслова хотела ответить и не могла, а, рыдая, достала из калача коробку с папиросами, на которой была изображена румяная дама в очень высокой прическе и с открытой треугольником грудью, и подала ее Кораблевой. Кораблева поглядела на картинку, покачала неодобрительно головой, преимущественно на то, что Маслова так дурно тратила деньги, и, достав одну папироску, закурила ее о лампу, затянулась сама, а потом сунула Масловой. Маслова, не переставая плакать, жадно стала раз за разом втягивать в себя и выпускать табачный дым.
Каторга, проговорила она, всхлипывая.
Не боятся они Бога, мироеды, кровопийцы проклятые, проговорила Кораблева. Ни за что засудили девку.
В это время среди оставшихся у окон женщин раздался раскат хохота. Девочка тоже смеялась, и ее тонкий детский смех сливался с хриплым и визгливым смехом других трех. Арестант со двора что-то сделал такое, что подействовало так на смотревших в окна.
Ах, кобель бритый! Что делает, проговорила рыжая и, колеблясь всем жирным телом, прижавшись лицом к решеткам, закричала бессмысленно неприличные слова.
То-то шкура барабанная! Чего гогочет! сказала Кораблева, покачав головою на рыжую, и опять обратилась к Масловой: Много ли годов?
Четыре, сказала Маслова, и слезы полились так обильно из ее глаз, что одна попала на папиросу.
Маслова сердито скомкала, бросила ее и взяла другую.
Сторожиха, хотя и не курившая, тотчас же подняла окурок и стала расправлять его, не переставая разговаривать.
Видно, и вправду, касатка, говорила она, правду-то боров сжевал. Делают, что хотят. Матвеевна говорит: ослобонят, а я говорю: нет, говорю, касатка, чует мое сердце, заедят они ее, сердешную, так и вышло, говорила она, с удовольствием слушая звук своего голоса.
В это время арестанты уже все прошли через двор, и женщины, переговаривавшиеся с ними, отошли от окон и тоже подошли к Масловой. Первая подошла пучеглазая корчемница с своей девочкой.
Что же дюже строго? спросила она, подсаживаясь к Масловой и продолжая быстро вязать чулок.
Оттого и строго, что денег нет. Были бы денежки да хорошего ловчака нанять, небось оправдали бы, сказала Кораблева. Тот, как бишь его, лохматый, носатый, тот, сударыня моя, из воды сухого выведет. Кабы его взять.
Как же, взяла, оскалив зубы, сказала подсевшая к ним Хорошавка, тот меньше тысячи и плюнуть тебе не возьмет.
Да уж, видно, такая твоя планида, вступилась старушка, сидевшая за поджигательство. Легко ли: отбил жену у малого, да его же вшей кормить засадил и меня туды ж на старости лет, начала она в сотый раз рассказывать свою историю. От тюрьмы да от сумы, видно, не отказывайся. Не сума так тюрьма.
Видно, у них все так, сказала корчемница и, вглядевшись в голову девочки, положила чулок подле себя, притянула к себе девочку между ног и начала быстрыми пальцами искать ей в голове. Зачем вином торгуешь? А чем же детей кормить? говорила она, продолжая свое привычное дело.
Эти слова корчемницы напомнили Масловой о вине.
Винца бы, сказала она Кораблевой, утирая рукавами рубахи слезы и только изредка всхлипывая.
Гамырки? Что ж, давай, сказала Кораблева.

Автор статьи
Репетитор, закончил Куровскую гимназию, которая входит в топ-100 школ Московской области, с золотой медалью. Являюсь победителем олимпиад по математике и информатике. Успешно сдал ЕГЭ на высокие баллы.
Задать вопрос
Оцените статью
Na5.club
Добавить комментарий

6 + 1 =

Adblock
detector