Л. Н. Толстой. Воскресение

Библиотека

IV

Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил на твердо убитой тропинке, по поросшему подорожником и клоповником выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми ногами крестьянскую девушку в пестрой занавеске с пушками на ушах. Возвращаясь уже назад, она быстро махала одной левой рукой поперек своего хода, правой же крепко прижимала к животу красного петуха. Петух с своим качающимся красным гребнем казался совершенно спокойным и только закатывал глаза, то вытягивал, то поднимал одну черную ногу, цепляя когтями за занавеску девушки. Когда девушка стала подходить к барину, она сначала умерила ход и перешла с бега на шаг, поравнявшись же с ним, остановилась и, размахнувшись назад головой, поклонилась ему, и только когда он прошел, пошла с петухом дальше. Спускаясь к колодцу, Нехлюдов встретил еще старуху, несшую на сгорбленной спине грязной суровой рубахи тяжелые, полные ведра. Старуха осторожно поставила ведра и точно так же, с размахом назад, поклонилась ему.
За колодцем начиналась деревня. Был ясный жаркий день, и в десять часов уже парило, собиравшиеся облака изредка закрывали солнце. По всей улице стоял резкий, едкий и не неприятный запах навоза, шедший и от тянувшихся в гору по глянцевито-укатанной дороге телег, и, главное, из раскопанного навоза дворов, мимо отворенных ворот которых проходил Нехлюдов. Шедшие за возами в гору мужики, босые, в измазанных навозной жижей портках и рубахах, оглядывались на высокого толстого барина, который в серой шляпе, блестевшей на солнце своей шелковой лентой, шел вверх по деревне, через шаг дотрагиваясь до земли глянцевитой коленчатой палкой с блестящим набалдашником. Возвращавшиеся с поля мужики, трясясь рысью на облучках пустых телег, снимая шапки, с удивлением следили за необыкновенным человеком, шедшим по их улице; бабы выходили за ворота и на крыльца и показывали его друг другу, провожая глазами.
У четвертых ворот, мимо которых проходил Нехлюдов, его остановили со скрипом выезжающие из ворот телеги, высоко наложенные ушлепанным навозом с наложенной на него рогожкой для сиденья. Шестилетний мальчик, взволнованный ожиданием катанья, шел за возом. Молодой мужик в лаптях, широко шагая, выгонял лошадь за ворота. Длинноногий голубой жеребенок выскочил из ворот, но, испугавшись Нехлюдова, нажался на телегу и, обивая ноги о колеса, проскочил вперед вывозившей из ворот тяжелый воз, беспокоившейся и слегка заржавшей матки. Следующую лошадь выводил худой бодрый старик, тоже босиком, в полосатых портках и длинной грязной рубахе, с выдающимися на спине худыми кострецами.
Когда лошади выбрались на накатанную дорогу, усыпанную серыми, как бы сожженными клоками навозу, старик вернулся к воротам и поклонился Нехлюдову:
Барышень наших племянничек будешь?
Да, я племянник их.
С приездом. Что же, приехал нас проведать? словоохотливо заговорил старик.
Да, да, что ж, как вы живете? сказал Нехлюдов, не зная, что сказать.
Какая наша жизнь! Самая плохая наша жизнь, как будто с удовольствием, нараспев протянул словоохотливый старик.
Отчего плохая? сказал Нехлюдов, входя под ворота.
Да какая же жизнь? Самая плохая жизнь, сказал старик, следуя за Нехлюдовым на вычищенную до земли часть под навесом.
Нехлюдов вошел за ним под навес.
У меня вон они двенадцать душ, продолжал старик, указывая на двух женщин, которые с сбившимися платками, потные, подоткнувшись, с голыми, до половины испачканными навозной жижей икрами стояли с вилами на уступе не вычищенного еще навоза. Что ни месяц, то купи шесть пудов, а где их взять?
А своего разве недостает?
Своего?! с презрительной усмешкой сказал старик. У меня земли на три души, а нынче всего восемь копен собрали, до Рождества не хватило.
Да как же вы делаете?
Так и делаем; вот одного в работники отдал, да у вашей милости деньжонок взял. Еще до заговенья всё забрали, а подати не плачены.
А сколько податей?
Да с моего двора рублей семнадцать в треть сходит. Ох, не дай Бог, житье, и сам не знаешь, как оборачиваешься.
А можно к вам пройти в избу? сказал Нехлюдов, подвигаясь вперед по дворику и с очищенного места входя на не тронутые еще и развороченные вилами желто-шафранные, сильно пахучие слои навоза.
Отчего же, заходи, сказал старик и быстрыми шагами босых ног, выдавливавших жижу между пальцами, обогнав Нехлюдова, отворил ему дверь в избу.
Бабы, оправив на головах платки и спустив поневы, с любопытным ужасом смотрели на чистого барина с золотыми застежками на рукавах, входившего в их дом.
Из избы выскочили в рубашонках две девочки. Пригнувшись и сняв шляпу, Нехлюдов вошел в сени и в пахнувшую кислой едой грязную и тесную, занятую двумя станами избу. В избе у печи стояла старуха с засученными рукавами худых жилистых загорелых рук.
Вот барин наш к нам в гости зашел, сказал старик.
Что ж, милости просим, ласково сказала старуха, отворачивая засученные рукава.
Хотел посмотреть, как вы живете, сказал Нехлюдов.
Да так живем, вот, как видишь. Изба завалиться хочет, того гляди, убьет кого. А старик говорит и эта хороша. Вот и живем царствуем, говорила бойкая старуха, нервно подергиваясь головой. Вот сейчас обедать соберу. Рабочий народ кормить стану.
А что вы обедать будете?
Что обедать? Пищея наша хорошая. Первая перемена хлеб с квасом, а другая квас с хлебом, сказала старуха, оскаливая свои съеденные до половины зубы.
Нет, без шуток, покажите мне, что вы будете кушать нынче.
Кушать? смеясь, сказал старик. Кушанье наше не хитрое. Покажь ему, старуха.
Старуха покачала головой.
Захотелось нашу мужицкую еду посмотреть? Дотошный ты, барин, посмотрю я на тебя. Все ему знать надо. Сказывала хлеб с квасом, а еще щи, снытки бабы вчера принесли; вот и щи, апосля того картошки.
И больше ничего?
Чего ж еще, забелим молочком, сказала старуха, посмеиваясь и глядя на дверь.
Дверь была отворена, и сени были полны народом; и ребята, девочки, бабы с грудными детьми жались в дверях, глядя на чудного барина, рассматривавшего мужицкую еду. Старуха, очевидно, гордилась своим умением обойтись с барином.
Да, плохая, плохая, барин, жизнь наша, что говорить, сказал старик. Куда лезете! закричал он на стоявших в дверях.
Ну, прощайте, сказал Нехлюдов, чувствуя неловкость и стыд, в причине которых он не давал себе отчета.
Благодарим покорно, что проведал нас, сказал старик.
В сенях народ, нажавшись друг на друга, пропустил его, и он вышел на улицу и пошел вверх по ней. Следом за ним из сеней вышли два мальчика босиком: один, постарше, в грязной, бывшей белой рубахе, а другой в худенькой слинявшей розовой. Нехлюдов оглянулся на них.
А теперь куда пойдешь? сказал мальчик в белой рубашке.
К Матрене Хариной, сказал он. Знаете?
Маленький мальчик в розовой рубашке чему-то засмеялся, старший же серьезно переспросил:
Какая Матрена? Старая она?
Да, старая.
О-о, протянул он. Это Семениха, эта на конце деревни. Мы тебя проводим. Айда, Федька, проводим его.
А лошади-то?
Авось ничего!
Федька согласился, и они втроем пошли вверх по деревне.

Автор статьи
Репетитор, закончил Куровскую гимназию, которая входит в топ-100 школ Московской области, с золотой медалью. Являюсь победителем олимпиад по математике и информатике. Успешно сдал ЕГЭ на высокие баллы.
Задать вопрос
Оцените статью
Na5.club
Добавить комментарий

+ 71 = 74

Adblock
detector