Маша
Проживая много лет тому назад в Петербурге, я, всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу.
Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками, бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк господам.
Вот однажды нанял я такого извозчика… Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армячишко на эти богатырские плеча!
Однако красивое безбородое лицо извозчика казалось печальным и хмурым.
Разговорился я с ним. И в голосе его слышалась печаль.
Что, брат? спросил я его. Отчего ты не весел? Али горе есть какое?
Парень не тотчас отвечал мне.
Есть, барин, есть, промолвил он наконец. Да и такое, что лучше быть не надо. Жена у меня померла.
Ты ее любил… жену-то свою?
Парень не обернулся ко мне; только голову наклонил немного.
Любил, барин. Восьмой месяц пошел… а не могу забыть. Гложет мне сердце… да и ну! И с чего ей было помирать-то? Молодая! здоровая!.. В един день холера порешила.
И добрая она была у тебя?
Ах, барин! тяжело вздохнул бедняк. И как же дружно мы жили с ней! Без меня скончалась. Я как узнал здесь, что ее, значит, уже похоронили, сейчас в деревню поспешил, домой. Приехал а уж за полночь стало. Вошел я к себе в избу, остановился посередке и говорю так-то тихохонько: Маша! а Маша! Только сверчок трещит. Заплакал я тутотка, сел на избяной пол да ладонью по земле как хлопну! Ненасытная, говорю, утроба!.. Сожрала ты ее… сожри ж и меня! Ах, Маша!
Маша! прибавил он внезапно упавшим голосом. И, не выпуская из рук веревочных вожжей, он выдавил рукавицей из глаз слезу, стряхнул ее, сбросил в сторону, повел плечами и уж больше не произнес ни слова.
Слезая с саней, я дал ему лишний пятиалтынный. Он поклонился мне низехонько, взявшись обеими руками за шапку, и поплелся шажком по снежной скатерти пустынной улицы, залитой седым туманом январского мороза.
Апрель, 1878
