Николай Некрасов — Актриса
На сцене я для всех загадка:
Иначе действую, хожу,
Смотрю так весело, так сладко,
Что хоть кого обворожу.
Но посмотрите за кулисы,
Там изменяюсь я тотчас —
Театр, актеры и актрисы
Не то на деле, что для глаз!
Что вас в театре занимает,
Что вас из кресел и из лож
Так веселит, так поражает —
Всё подражание, всё ложь!
У нас поддельные картины,
Умны мы — от чужих речей,
Природа наша — из холстины,
А солнце наше — из свечей.
Рассчитаны движенья наши.
Суфлер — вот наше волшебство,
И сами мы, кумиры ваши,-
Актеры, больше ничего!
За нами можно волочиться
В честь нашей славе и красе,
Мы даже любим тем гордиться —
Мы те же женщины, как все.
Поклонников у каждой вволю,
На сцену явится едва!
И на мою, признаться, долю
Их также есть десятка два!
Они болтливы все, любезны,
И даже остры на полдня,
Притом они мне и полезны:
Они так хвалят все меня!
В честь мне дрожат в театре стены
От их здоровых, крепких рук,
А я за то порой со сцены
Им глазки делаю — всем вдруг!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Инна Лиснянская — Театр одного актера
Кажется, живу я по привычке —
Наподобие часов.
Но когда меж птичьих голосов
Пролетает голос электрички,
Вижу, как в проходах поездов,
В тех вагонах, где не слишком густо,
Порывая с ремеслом,
Нищенство становится искусством
И играет времени излом,
Где горит без пламени Содом.
Кто имущий здесь, а кто убогий
С жуткой былью на устах? —
И не важно здесь, что бард безногий
В тамбуре был на своих ногах
И затаптывал табачный прах.
Кто не знает про суму и посох?
Но вот этот, этот на колесах
Одного народа театр
Вышибет из глаз твоих раскосых
Не слезу уже, а едкий натр.
Кто проситель здесь и кто даритель?
Что есть — почва, что — сума?
Неужели я — сторонний зритель
И меж птиц, поющих задарма,
Не схожу ни с ритма, ни с ума?
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Федор Сологуб — Эта странная труппа актеров и актрис…
Ставит зачем-то пьесы одна другой хуже.
Смотреть на них досадно, и жалко их вчуже.
Взяли бы лучше в горничные этих актрис.
Ведь из клюквы никто не сделает барбарис,
И крокодилов никто не разведет в луже.
В этом городе дела актеров и актрис,
Хоть из кожи лез, пойдут все хуже и хуже.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Осип Мандельштам — Актер и рабочий
Здесь, на твердой площадке яхт-клуба,
Где высокая мачта и спасательный круг,
У южного моря, под сенью Юга
Деревянный пахучий строился сруб!
Это игра воздвигает здесь стены!
Разве работать — не значит играть?
По свежим доскам широкой сцены
Какая радость впервые шагать!
Актер — корабельщик на палубе мира!
И дом актера стоит на волнах!
Никогда, никогда не боялась лира
Тяжелого молота в братских руках!
Что сказал художник, сказал и работник:
«Воистину, правда у нас одна!»
Единым духом жив и плотник,
И поэт, вкусивший святого вина!
А вам спасибо! И дни, и ночи
Мы строим вместе — и наш дом готов!
Под маской суровости скрывает рабочий
Высокую нежность грядущих веков!
Веселые стружки пахнут морем,
Корабль оснащен — в добрый путь!
Плывите же вместе к грядущим зорям,
Актер и рабочий, вам нельзя отдохнуть!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Арсений Тарковский — Актер
Все кончается, как по звонку,
На убогой театральной сцене
Дранкой вверх несут мою тоску —
Душные лиловые сирени.
Я стою хмелен и одинок,
Будто нищий над своею шапкой,
А моя любимая со щек
Маков цвет стирает сальной тряпкой.
Я искусство ваше презирал.
С чем еще мне жизнь сравнить, скажите,
Если кто-то роль мою сыграл
На вертушке роковых событий?
Где же ты, счастливый мой двойник?
Ты, видать, увел меня с собою,
Потому что здесь чужой старик
Ссорится у зеркала с судьбою.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Маргарита Алигер — За кулисами
Идет спектакль,-
испытанное судно,
покинув берег, в плаванье идет.
Бесповоротно, слаженно и трудно,
весь — действие,
весь — точность,
весь — расчет,
идет корабль.
Поскрипывают снасти.
Идет корабль, полотнами шурша.
Встает актер, почти летя от счастья,
почти морскими ветрами дыша.
Пускай под гримом он в потоках пота,
пускай порой вздыхает о земле,
ведет корабль железная работа,
и он — матрос на этом корабле.
Он должен рассмешить и опечалить,
в чужие души истину вдохнуть,
поспорить с бурей, к берегу причалить
и стаю чаек с берега спугнуть!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Николай Заболоцкий — Старая актриса
В позолоченной комнате стиля ампир,
Где шнурками затянуты кресла,
Театральной Москвы позабытый кумир
И владычица наша воскресла.
В затрапезе похожа она на щегла,
В три погибели скорчилось тело.
А ведь, Боже, какая актриса была
И какими умами владела!
Что-то было нездешнее в каждой черте
Этой женщины, юной и стройной,
И лежал на тревожной ее красоте
Отпечаток Италии знойной.
Ныне домик ее превратился в музей,
Где жива ее прежняя слава,
Где старуха подчас удивляет друзей
Своевольем капризного нрава.
Орденов ей и званий немало дано,
И она пребывает в надежде,
Что красе ее вечно сиять суждено
В этом доме, как некогда прежде.
Здесь картины, портреты, альбомы, венки,
Здесь дыхание южных растений,
И они ее образ, годам вопреки,
Сохранят для иных поколений.
И не важно, не важно, что в дальнем углу,
В полутемном и низком подвале,
Бесприютная девочка спит на полу,
На тряпичном своем одеяле!
Здесь у тетки-актрисы из милости ей
Предоставлена нынче квартира.
Здесь она выбивает ковры у дверей,
Пыль и плесень стирает с ампира.
И когда ее старая тетка бранит,
И считает и прячет монеты,-
О, с каким удивленьем ребенок глядит
На прекрасные эти портреты!
Разве девочка может понять до конца,
Почему, поражая нам чувства,
Поднимает над миром такие сердца
Неразумная сила искусства!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Владимир Солоухин — Бродячий актер Мануэл Агурто
_(из П. Боцу)
В театре этом зрители уснули,
А роли все известны наизусть.
Здесь столько лиц и масок промелькнули,
Что своего найти я не берусь.
Меняются костюмы, букли, моды,
На чувствах грим меняется опять.
Мой выход в роли, вызубренной твердо,
А мне другую хочется играть!
Спектакль идет со странным перекосом,
Хотя суфлеры в ярости рычат.
Одни — все время задают вопросы,
Другие на вопросы те — молчат.
Ни торжества, ни страсти и ни ссоры,
Тошна игры заигранная суть.
Лишь иногда, тайком от режиссера,
Своей удастся репликой блеснуть.
Иди на сцену в утренней долине,
Где журавли проносятся трубя,
Где режиссера нету и в помине
И только небо смотрит на тебя!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Алексей Апухтин — Актеры
Минувшей юности своей
Забыв волненья и измены,
Отцы уж с отроческих дней
Подготовляют нас для сцены.-
Нам говорят: «Ничтожен свет,
В нем все злодеи или дети,
В нем сердца нет, в нем правды нет,
Но будь и ты как все на свете!»
И вот, чтоб выйти напоказ,
Мы наряжаемся в уборной;
Пока никто не видит нас,
Мы смотрим гордо и задорно.
Вот вышли молча и дрожим,
Но оправляемся мы скоро
И с чувством роли говорим,
Украдкой глядя на суфлера.
И говорим мы о добре,
О жизни честной и свободной,
Что в первой юности поре
Звучит тепло и благородно;
О том, что жертва — наш девиз,
О том, что все мы, люди,- братья,
И публике из-за кулис
Мы шлем горячие объятья.
И говорим мы о любви,
К неверной простирая руки,
О том, какой огонь в крови,
О том, какие в сердце муки;
И сами видим без труда,
Как Дездемона наша мило,
Лицо закрывши от стыда,
Чтоб побледнеть, кладет белила.
Потом, не зная, хороши ль
Иль дурны были монологи,
За бестолковый водевиль
Уж мы беремся без тревоги.
И мы смеемся надо всем,
Тряся горбом и головою,
Не замечая между тем,
Что мы смеялись над собою!
Но холод в нашу грудь проник,
Устали мы — пора с дороги:
На лбу чуть держится парик,
Слезает горб, слабеют ноги…
Конец.- Теперь что ж делать нам?
Большая зала опустела…
Далеко автор где-то там…
Ему до нас какое дело?
И, сняв парик, умыв лицо,
Одежды сбросив шутовские,
Мы все, усталые, больные,
Лениво сходим на крыльцо.
Нам тяжело, нам больно, стыдно,
Пустые улицы темны,
На черном небе звезд не видно —
Огни давно погашены…
Мы зябнем, стынем, изнывая,
А зимний воздух недвижим,
И обнимает ночь глухая
Нас мертвым холодом своим.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Игра. Мы, на сцене — актеры.Вы в зале, вы — зрители.
Но это условность.Недаром великий Шекспир
Сказал, что все люди — всего лишь ролей исполнители,
А сцена театра — весь нас окружающий мир.
Давайте сыграем.Сыграем, конечно, в приятное.
Сыграем с Парижем и Францией партию-блиц.
Сыграем, шутя, в очевидное — невероятное
Смешение времени, нравов, событий и лиц.
Вы всё это где-то читали, когда-либо видели,
А что-то по ходу подскажет игра нам сама.
Итак, в добрый час! Мы сегодня — актеры, вы — зрители.
Мы вместе играем в роман господина Дюма.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Пять минут ещё до выступленья.
Выход свой артисты нервно ждут.
Очень сложно справиться с волненьем,
Ведь сегодня наш с тобой дебют.
В мир кулис какая тянет сила?
Не сидится снова по домам.
Чем-то сцена так собой пленила,
Что покой теперь уже неведом нам.
В зале просто гром аплодисментов.
Крики «Браво!» слышим даже тут.
Ради этих сказочных моментов,
Видимо, артисты и живут,
Да и мы откажемся едва ли.
Пять минут прошло и нам пора.
Слышишь? Наши имена назвали.
Ну, пошли. Ни пуха, ни пера…
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Глицерином — на щёки покапать немножко…
Вместо крови сойдёт свежевыжатый сок…
Убивают меня, как всегда, понарошку,
Бутафорским эффектным бабахом — в висок.
Оставаться здесь более — я не намерен!
Жизнь моя — репетиция жизни а Аду!
Только как я уйду — ведь по-прежнему верит
В эти слёзы — та девочка в пятом ряду…
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Написаны и розданы все роли,
Заучены и сцены, и слова,
И занавес едва поднять позволим —
На сцену Жизни вырвется Игра…
Сыграют все и искренне, и с фальшью,
Эрзац из чувств наполнит Театр Теней…
Но..чем происходящее все дальше,
Тем Истина виднее и больней…
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
По вкусу Дионисова затея
пришлась толпе — нет зрителям числа.
Мы не актёры и не лицедеи, —
мы воскрешаем души и тела.
Погаснут страсти, смысл утратят споры.
По новой пьесе, эра, разбегись!
Пусть мир — театр, и люди в нём — актёры,
пока на сцене мы играем жизнь.
Публика
Занавес. Сцена. Погас в зале свет.
Замерли зрители театру в ответ.
Напряженные лица с нетерпением ждут.
Когда им артисты сердца разожгут.
Возглас восторга слышно из зала.
Нравится всем спектакля начало.
Действие за действием не проходит бесследно.
Все в предвкушении… Антракт! Как обидно!
В коридоре и в буфете,
На своих местах и даже в туалете
То и дело слышны восхищения,
Спектакля обсуждения.
Но вот звонок для всех звенит,
О продолжении твердит.
И вот опять: Занавес. Сцена. Погас в зале свет.
Замерли зрители театру в ответ.
Уже знакомые лица появились на сцене.
Они и ведут нас к развязке картины.
И вдруг! Неожиданный конец!
О, мой Творец!
Смерть или радость тому есть причиной,
Публика низко склоняется пред актерской личиной!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Алексей Апухтин — Мы на сцене играли с тобой
Мы на сцене играли с тобой
И так нежно тогда целовались,
Что все фарсы комедии той
Мне возвышенной драмой казались.
И в веселый прощания час
Мне почудились дикие стоны:
Будто обнял в последний я раз
Холодеющий труп Дездемоны…
Позабыт неискусный актер,
Поцелуи давно отзвучали,
Но я горько томлюся с тех пор
В безысходной и жгучей печали.
И горит, и волнуется кровь,
На устах пламенеют лобзанья…
Не комедия ль эта любовь,
Не комедия ль эти страданья?
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Давид Самойлов — С экстрады
Вот я перед вами стою. Я один.
Вы ждете какого-то слова и знанья,
А может- забавы. Мол, мы поглядим,
Здесь львиная мощь или прыть обезьянья.
А я перед вами гол, как сокол.
И нет у меня ни ключа, ни отмычки.
И нету рецепта от бед и от зол.
Стою пред вами, как в анатомичке.
Учитесь на мне. Изучайте на мне
Свои неудачи, удачи, тревоги.
Ведь мы же не клоуны,
но мы и не боги.
И редко случается быть на коне !
Вот я пред вами стою. Я один.
Не жду одобрения или награды.
Стою у опасного края эстрады,
У края, который непереходим
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Николай Гумилев — Театр
Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога
Все мы — смешные актеры
В театре Господа Бога.
Бог восседает на троне,
Смотрит, смеясь, на подмостки,
Звезды на пышном хитоне —
Позолоченные блестки.
Так хорошо и привольно
В ложе предвечного света.
Дева Мария довольна,
Смотрит, склоняясь, в либретто:
«Гамлет? Он должен быть бледным.
Каин? Тот должен быть грубым…»
Зрители внемлют победным
Солнечным, ангельским трубам.
Бог, наклонясь, наблюдает,
К пьесе он полон участья.
Жаль, если Каин рыдает,
Гамлет изведает счастье!
Так не должно быть по плану!
Чтобы блюсти упущенья,
Боли, глухому титану,
Вверил он ход представленья.
Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью,
Всех, утомленных игрою,
Хлещет кровавою плетью.
Множатся пытки и казни…
И возрастает тревога,
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа Бога?!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
День проходит в предвкушении.
Скучный мир перестал существовать.
Все тело движется в волнении,
Ждет часа, когда душа будет играть.
И, наконец, блаженный этот миг настал,
Когда сполна вкусить могу я
Плод восхищения,
Души моей воображения.
До этого волшебный мир мой спал,
А тут уж вспыхнуло былое пламя,
Крик свободы вырвал огненное знамя
С оков застенчивости, шумных правил,
Что мир блюсти нас всех заставил.
О, здесь открыты для меня врата святого сада.
Ошибок нет здесь, также, как и муки ада
Не будут сожалень(и)ями кормить
И из гнусных прибавлений слухи вить.
Ведь я вхожу в саму святыню,
Где смех и радость пребыванию причиной,
Где иконы моих идолов порой
Относят мысли в мир немой.
В нем ловлю я каждый жест
И взгляда выражение.
В зале нет свободных мест:
Интересно всем мое смятение.
Всё это лишь игра актеров,
Величественный занавес во мраке,
Сцена горестных сюжетов
И море страстных пожеланий,
Утаенных в скорбящем страхе.
Но я не так себе театр представляю,
И не актера роль я воспеваю,
А, окрыленная игрой замысловатой,
Их дух бессмертный прославляю!
Звучит фонтан аплодисментов.
Не обойтись без сантиментов.
Роскошный занавес открылся —
Мой дух волнений испарился.
Вкушаю прелести забавы,
Игре отменной шепчу: «Браво!»
В мозаике хаотических движений
Видна струна противоречивых побуждений,
Что бдительность пленит,
И голову пьянит
Раздумьями о жизни, мести,
Ненависти, злости,
Раздует жар любви и страсти,
Разложит все по полочкам на масти.
И снимет он (прим. он — театр) с отяжелевших век
Чувство скуки, и раздастся смех,
Иль слезы потекут ручьями,
Опустошив безмолвный грех.
А там и солнце засияет над лесами.
Театр тихо пропоет: «Навеки с вами!»
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Обожаю тот мир, что пропитан и потом, и пылью…
Чай с мелиссой, цветы и конфеты, кулисы, актрисы,
Треугольник любовный, разбитый навек биссектрисой,
И любовь примадонны, и пафос трагедии мыльной…
Там фехтует опять Сирано, декламируя вирши,
Защищаясь умнО от насмешек тупого красавца…
Он всегда побеждает, и значит — спектакль удался,
Хоть Роксана не станет к нему ни нежнее, ни ближе!
Снова борется с монстром идальго лихой из Ламанчи,
За любовь и за честь ненаглядной своей Дульсинеи,
И никто имя Дамы Прекрасной хулить не посмеет —
Не напрасно сражался тот вечный и доблестный мальчик…
Обожаю театр… мир, пропитанный мукой и потом,
Фейерверки страстей – и не только под светом софитов…
Там с восторгами детскими ждали всегда неофитов,
Поднимая, как знамя, талант… над своею Голгофой.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Мой муж — актер, таких бы поискать еще.
Так ловко может все перевернуть.
Взять и сыграть бы в сторону мою,
Нет, надо с пользой для себя игру начать.
Не признает своей не правоты,
Как так — ведь я глава семьи!
Отсюда вывод может быть один:
Ты пешка, он же — Господин!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Театр одного актера
Бытия обаянье на сцену зовет:
И жить, и спать, и сонным притворяться,
В лихие драмы горько ударяться,
Где жизни ключ со всей душою бьет.
Играть в театре старого актера,
Где им как будто куклой понукают,
И роль себе где каждый выбирает,
С душою отправляясь на гастроли.
В исканье Бога проживая жизнь за жизнью,
И роль за ролью исполняя о себе,
Свободный, словно голубь темно-сизый,
Лишенный истины, но преданный судьбе.
Глаза Вселенной непрестанно наблюдают,
Покуда топчет эту Землю…
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Мэтр и актеры
Сменил регистр режиссер
Он изменил свой же сценарий
И над артистами простер
Новый сюжет и свои длани
Как флюгера покорны ветру
Так люди внемлют режиссеру
Они подвластны чудо мэтру
Они хоть люди, но актеры
И они могут, что-то видеть
И в них есть божественное тоже
Ах, как же хочется обидеть
Актеров глупых режиссеру
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Бродячие актеры вечной жизни
Бродячие актеры вечной жизни —
Дети улицы.
Сценарии разыграть задумали, один,
Для жадной публики.
И пьеска древняя, и не горит уже,
А только тлеет.
О круге жизни зрителю твердит,
И смыслом веет.
Билетов в кассе нет, заполнен зал,
Погасли свечи.
На сцене никого, и в зале суета —
Уж вроде вечер…
Вот занавес затрясся, непонятно,
Снова только тени.
Всем стало вдруг ужасно одиноко
В темноте, пред сценой.
Прижались все друг к другу, ждут,
А вдруг измена…
Билеты дорогие…
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Любимым актерам
Любимые актеры, оставайтесь.
Не уходите, не бросайте нас.
Живите, вечно улыбайтесь,
Ведь мы так любим, любим вас.
Мы с вами грезем,
С вами и страдаем,
Мы плачем, улыбаемся, живем,
Мы ненавидим и прощаем,
Вы с нами, собственно, во всем.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Исповедь актера
Зал, сцена, театра фейерверки,
Аплодисменты и антракт.
Вот грим и новые сонеты,
Вот расписание затрат.
Иду домой с цветами в паре,
Дарящий людям новый мир:
Мои поклонники в ударе!
Что ль мне устроить тоже пир?!
Зал, сцена, театра фейерверки,
Забытая печали боль:
Вот прочитаются сонеты,
Вот нарисуется уж роль.
Иду домой совсем уставший,
Не поднимая взор, гляжу,
Как будто Дон Кихот упавший
Во поле мельницу пишу !
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
День и ночь
Над миром ночь сменяет день,
бесшумно занавес роняя.
Он, как актер, уходит в тень,
покорно сцену покидая.
Но вскоре день сменяет ночь.
Он, хоть и робок, и недолог,
упорно гонит ее прочь,
срывая с неба черный полог.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Самуил Маршак — Искусство строго, как монетный двор
Искусство строго, как монетный двор.
Считай его своим, но не присваивай.
Да не прельстится шкуркой горностаевой
Роль короля играющий актер.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Осип Мандельштам — В старинном многоярусном театре
Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И, равнодушнен к суете актеров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу, обращенный к рампе,
Двойною рифмой оперенный стих:
— Как эти покрывала мне постылы…
Театр Расина! Мощная завеса
Нас отделяет от другого мира;
Глубокими морщинами волнуя,
Меж ним и нами занавес лежит.
Спадают с плеч классические шали,
Расплавленный страданьем крепнет голос.
И достигает скорбного закала
Негодованьем раскаленный слог…
Я опоздал на празднество Расина…
Вновь шелестят истлевшие афиши,
И слабо пахнет апельсинной коркой,
И, словно из столетней летаргии,
Очнувшийся сосед мне говорит:
— Измученный безумством Мельпомены,
Я в этой жизни жажду только мира;
Уйдем, покуда зрители-шакалы
На растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры…
Валентин Катарсин — После театра
… Бутафория формы,
фонари из фанеры,
кровельный гром,
граммы грима, а князь
Мышкин —
актёр Смоктуновский…
Но из театра вышел —
покрупнели звёзды.
Листья
сухие, как эрмитажная мумия жреца,
стали живыми — наступить боюсь.
Людей увеличивая
в несколько веков,
городом иду.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Александр Блок — Балаганчик
Вот открыт балаганчик
Для веселых и славных детей,
Смотрят девочка и мальчик
На дам, королей и чертей.
И звучит эта адская музыка,
Завывает унылый смычок.
Страшный черт ухватил карапузика,
И стекает клюквенный сок.
Мальчик
Он спасется от черного гнева
Мановением белой руки.
Посмотри: огоньки
Приближаются слева…
Видишь факелы? Видишь дымки?
Это, верно, сама королева…
Девочка
Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
Это — адская свита…
Королева — та ходит средь белого дня,
Вся гирляндами роз перевита,
И шлейф ее носит, мечами звеня,
Вздыхающих рыцарей свита.
Вдруг паяц перегнулся за рампу
И кричит: «Помогите!
Истекаю я клюквенным соком!
Забинтован тряпицей!
На голове моей — картонный шлем!
А в руке — деревянный меч!»
Заплакали девочка и мальчик.
И закрылся веселый балаганчик.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Владимир Высоцкий — Памяти Василия Шукшина
Еще ни холодов, ни льдин.
Земля тепла. Красна калина.
А в землю лег еще один
На Новодевичьем мужчина.
«Должно быть, он примет не знал, —
Народец праздный суесловит, —
Смерть тех из нас всех прежде ловит,
Кто понарошку умирал.»
Коль так, Макарыч, — не спеши,
Спусти колки, ослабь зажимы,
Пересними, перепиши,
Переиграй — останься живым.
Но в слезы мужиков вгоняя,
Он пулю в животе понес,
Припал к земле, как верный пес.
А рядом куст калины рос,
Калина — красная такая…
Смерть самых лучших намечает
И дергает по одному.
Такой наш брат ушел во тьму!..
Не буйствует и не скучает.
А был бы «Разин» в этот год.
Натура где — Онега, Нарочь?
Все печки-лавочки, Макарыч!
Такой твой парень не живет.
Вот после временной заминки,
Рок процедил через губу:
«Снять со скуластого табу
За то, что видел он в гробу
Все панихиды и поминки.
Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу,
Чтоб не испытывал судьбу,
Взять утром тепленьким с постели!»
И после непременной бани,
Чист перед богом и тверез,
Взял да и умер он всерьез,
Решительней, чем на экране.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Леонид Филатов — Главнейшая забота для творца…
Главнейшая забота для творца –
Не заиграться в роли до конца.
А публика – хоть расшибись в лепешку –
Не уважает гибель понарошку.
Ты можешь довести толпу до слез
Лишь в случае, когда умрешь всерьез.
Актеры – удивительное племя,
И если умирают, то на время,
Чтоб со слезами пота на лице
Успеть еще покланяться в конце.
У всех проблемы! Всем сегодня плохо!
Такие – государство и эпоха!
Но что же будет, если от тоски
Мы все начнем отбрасывать коньки?
Боюсь, что в суматохе бедный зритель
Не враз поймет, что умер исполнитель…
Один из наших братьев и сестер,
Простой его величество актер.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Константин Случевский — Да, я устал, устал, и сердце стеснено!..
Да, я устал, устал, и сердце стеснено!
О, если б кончить как-нибудь скорее!
Актер, актер… Как глупо, как смешно!
И что ни день, то хуже и смешнее!
И так меня мучительно гнетут
И мыслей чад, и жажда снов прошедших,
И одиночество… Спроси у сумасшедших,
Спроси у них — они меня примут!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Александр Пушкин — К молодой актрисе
Ты не наследница Клероны,
Не для тебя свои законы
Владелец Пинда начертал;
Тебе не много бог послал,
Твой голосок, телодвиженья,
Немые взоров обращенья
Не стоят, признаюсь, похвал
И шумных плесков удивленья;
Жестокой суждено судьбой
Тебе актрисой быть дурной.
Но, Клоя, ты мила собой.
Тебе во след толпятся смехи,
Сулят любовникам утехи —
Итак, венцы перед тобой,
И несомнительны успехи.
Ты пленным зрителя ведешь
Когда без такта ты поешь,
Недвижно стоя перед нами,
Поешь – и часто не в попад.
А мы усердными руками
Все громко хлопаем; кричат:
«Bravo! bravissimo! чудесно!»
Свистки сатириков молчат,
И все покорствуют прелестной.
Когда в неловкости своей,
Ты сложишь руки у грудей,
Или подымешь их и снова
На грудь положишь, застыдясь;
Когда Милона молодого,
Лепеча что-то не для нас,
В любви без чувства уверяешь;
Или без памяти в слезах,
Холодный испуская ах!
Спокойно в креслы упадаешь,
Краснея и чуть-чуть дыша, —
Все шепчут:
ах! как хороша!
Увы! другую б освистали:
Велико дело красота.
О Клоя, мудрые солгали:
Не всё на свете суета.
Пленяй же, Клоя, красотою;
Стократ блажен любовник тот,
Который нежно пред тобою,
Осмелясь, о любви поет;
В стихах и прозою на сцене
Тебя клянется обожать,
Кому ты можешь отвечать,
Не смея молвить об измене;
Блажен, кто может роль забыть
На сцене с миленькой актрисой
Жать руку ей, надеясь быть
Еще блаженней за кулисой!
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Лев Озеров — Две старые актрисы…
Две старые актрисы
В буфете станционном,
Отставив мизинчики,
Пьют чай с лимоном.
Пьют чай с лимоном,
С пирожным миндальным
И вслед поездам глядят
Ближним и дальним.
А поезда уходят,
Уходят, как время,
А поезда уходят,
Окнами сверкая.
Две старые актрисы
Вглядываются в темень.
— Который час?— спрашивает первая.
— Уже поздно!— отвечает вторая.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
«Весь мир – театр, а люди в нём актёры…» –
Выходит так, что мы с тобою – в кубе,
И неприятность вырастает в форму горя,
И под улыбкою просвечивают зубы.
Не заступи лишь за кулисы правды
И не оглохни от аплодисментов.
О, сколько в оркестровой яме яда
Скрипичного от недостатка света!
А этот вечный ужас монолога…
И одиночество на публике – край смерти.
Не верьте в жизни, но на сцене – верьте
В счастливую усмешку эпилога.
И вот уже двухсотый раз на сцене,
И кажется, что всё одно и то же:
Слова, боль, интонации, движенья –
Всё так знакомо, но так непохоже.
Спектакль заполняет нишу «время»
И с ним уходит, следующий снова
Не повторяется – идёт с другой ступени,
И главное, чтоб прозвучало слово
Живое. Даже если ты усталый,
Больной, с похмелья и не в настроении,
Ты должен выйти, взять пространство зала
И увести его в другое измеренье.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Играя роль…
Играя роль, не забывай, что текст
не главное, куда важней поступки
и поступь. Оглянись окрест
внимательно – в трагедии есть шутки,
а в шутках не всегда заложен смех,
но чаще осознание той боли,
которая касается не всех,
отчаянья, а может быть и боле.
Ведь вымысел реальнее, чем быт,
прекраснее, страшнее голой правды.
Я был уже десяток раз убит –
и в этом кайф публичности эстрады.
Играя роль, не забывай, что ты
играешь роль, а не король на троне.
Играя роль, не преступи черты,
безумствуя, будь внутренне спокоен.
Когда ты плачешь, слёзы лей шутя,
но верь, что горько, а когда хохочешь,
не нарушай традиции шута –
рыдай, но не заметно, между строчек.
Играя роль, выдумывай, твори,
отстороняйся и вживайся в образ,
отрепетируй смерть и зазубри,
чтоб в вопле был естественным твой голос.
И, главное, когда играешь роль,
пойми, что это главное, неважно
всё после и до этого – вся соль
сей час, сию минуту и однажды.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Артист
Артист — я постепенно познаю,
Какую жизньсо мной сыграла шутку злую:
Чужую жизнь играю, как свою,
И, стало быть, свою играю, как чужую.
≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈≈
Рубен Симонов (Актер театра им. Вахтангова) — Актеры театра (слова песни)
Актеры театра уходят бесследно,
Пусть голос звучит на пластинках победно
Не видим их глаз и не видим движений
к тому же пластинка не без искажений./2 раза
Актер умирает как все — очень просто,
Пусть гением был, пусть огромного роста
Он не оставляет станков и машин,
Но он оставляет частицу души,/2 раза
Кто видел актера, его не забудет,
Но долго ли зритель во здравии будет?
С годами тускнеет актера портрет,
О нем забывают и вот его нет /2 раза
Бывает что даже при жизни актера,
о нем забывают подчеркнуто скоро
Он стар надоедлив, давно не играл…
как можете вы он вам сердце отдал!
Как смеете вы он вам душу отдал!
Пусть те кто сегодня, выходит на сцену
достойно ушедших актеров оценят,
И помнят о том, что на этих подмостках
Их духом бессмертным пропитаны доски!
