Советский писатель Борис Пастернак (1890—1960) стал одним из лучших продолжателей литературных традиций русской поэзии символизма, стремящегося к реализму в передаче сложных размышлений и переживаний человека в условиях меняющейся действительности. Подробный анализ стихотворения «Никого не будет в доме…» демонстрирует непревзойдённое умение поэта простым языком создать красивый и точный образ природы и вложить в него самые глубокие смыслы.
Немного истории
Стихотворение Пастернака «Никого не будет в доме» было написано в 1931 году, когда в жизни Бориса Леонидовича наступил переломный момент, возможно, связанный с кризисом среднего возраста. Страшные годы революционных и военных потрясений остались в прошлом, сорокалетний Пастернак много и успешно работал, его книги в Советском Союзе печатались и переиздавались. Однако начались проблемы в личной жизни, первый брак с Евгенией Лурье распался. Пастернак оставил супругу и восьмилетнего сына, познакомившись с будущей второй женой Зинаидой Нейгауз.
Вот тогда-то и родились эти прекрасные таинственные строчки о зимних сумерках, которые в восприятии многих современных читателей нераздельно связаны с мелодией Микаэла Таривердиева. Действительно, эти слова очень музыкальны, они непременно должны были стать песней, но истинная ирония судьбы заключается в том, что популярность песни зачастую мешает прочувствовать всю глубину поэзии. К тому же из текста была исключена четвёртая строфа, а это сильно нарушило композиционный замысел и сместило акценты.
Произведение «Никого не будет в доме…» было впервые опубликовано в том же 1931 году в журнале «Красная новь», а в следующем году вошло в сборник стихов «Второе рождение», став одним из лучших в этой подборке, посвящённой осмыслению возможности начать все с чистого листа и получить второй шанс на личное счастье.
Развитие идеи в композиции
Стихотворение Бориса Пастернака рассказывает о состоянии одиночества лирического героя в тот момент, когда прошлое и будущее сошлись в одной точке судьбы, о чувствах, которые он испытывает, стараясь разобраться в себе, в своих воспоминаниях и надеждах. Стих написан в жанре философской лирики. Это размышления зрелого ответственного мужчины, духовно богатой личности, тонко чувствующей единение с миром на самых разных уровнях бытия.
В произведении шесть четверостиший, написанных четырёхстопным хореем, двусложным размером с ударением на первый слог. Интересно проследить развитие мысли в композиции этого стиха, которое делится на три смысловые части, содержащие по две строфы. В них ощущается разное время — настоящее, прошлое, будущее.
Каждому времени соответствует своё особое настроение, мастерски переданное при помощи различных художественных приёмов, но всех их объединяет какое-то интуитивное осознание почти торжественной важности переживаемого момента, его судьбоносности.
Первая смысловая часть
«Никого не будет в доме, кроме сумерек…»: начальные четверостишия посвящены настоящему времени, его настроение — это печаль одиночества. Ключевое слово для этих восьми строчек — местоимение «никого». Вовсе не случайно они с этого слова начинаются и завершаются им же. В каждой строфе присутствует перекрёстная рифма (А-Б-А-Б), но, кроме того, единство подчёркнуто сквозной рифмой — все нечётные строчки рифмуются между собой (доме — проёме — комьев — кроме). В тексте автор использует также следующие литературно-художественные приёмы:
- олицетворение — оно скрытое, но тем не менее «кроме крыш и снега, никого» — это олицетворение, поскольку о предметах говорится как об одушевлённых существах;
- эпитеты — оригинальные определения (сквозной проём, быстрый промельк маховой и т. д. );
- лексический повтор — существительные «крыши» и «снег» повторяются дважды подряд, что добавляет картине объёма.
Повествование идёт от третьего лица, направление взгляда как бы движется из тёмного дома к светлому оконному проёму, на улицу, задавая тем самым и философское направление движения к свету и расширению горизонта. Зимний день, сырой, холодный и порывистый ветер, сплошной мокрый снег, заваливший крыши, — этот пейзаж служит символом стремительной жизни, которая в этот миг проносится мимо замкнувшегося в переживаниях героя.
Средние четверостишия
Эти две строфы более эмоциональны, чем первые, и сильнее связаны в единое целое. Здесь уже не только нечётные строчки рифмуются между собой (иней — унынье — доныне — крестовине), но и чётные повторяют одну и ту же строгую рифму (мной — иной — виной — дровяной). В эту часть добавлены дополнительные выразительные средства литературного языка, например:
- метафоры — употребление слов в переносном смысле («сдавит голод дровяной», «завертит мной… унынье»);
- анафора — одинаковое начало строк, три из восьми начинаются со слов «и опять»;
- инверсия — перестановка слов в предложениях, на первые места выходят глаголы, чтобы усилить напряжённое ощущение давления груза пережитого.
Вторая смысловая часть повествует о прошлом, движение в сторону света словно натыкается на преграду, на тяжёлые воспоминания, на чувство вины и раскаяния. Символом препятствия становится заледеневшая от холода рама окна, колючий иней на ней.
Завершающие строфы
В концовке стихотворения ритм и эмоция снова резко меняются. Эти слова обращены в будущее, окрашены любовью и надеждой на счастье. Автор переходит на письмо от второго лица, обращаясь к той, кого он ждёт, о ком мечтает. Последние строки становятся самыми лёгкими из всех, рифмы опять повторяются, как и в первой части, но они уже не такие строгие. Создаётся отчасти зрительный, отчасти слуховой образ движения воздуха, неуловимого волнения, оживления, пробуждения.
Как и в предыдущей части, Пастернак использует здесь весь арсенал художественных приёмов: метафоры, инверсии, эпитеты и анафоры, а также приводит прямое сравнение («ты, как будущность»). Эта часть, как в музыкальной пьесе, изящно закольцовывает всю композицию — белый цвет, который вначале был недоступен за окном, проникает теперь в комнату через двери, озаряет сумрак и наполняет внутренний мир лирического героя радостью.
Образ снега, летящих белых снежных хлопьев позже не раз повторился в произведениях Бориса Пастернака. Стихи на эту тему получались у него удивительно трогательными и запоминающимися, их можно читать и перечитывать бесконечно. Прекрасно, например, стихотворение «Снег идёт», которое также было положено на музыку.
«Снег идёт, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, в том же темпе, с ленью той или с той же быстротой, может быть, проходит время?», — задаётся риторическим вопросом поэт в 1957 году, за несколько лет до окончания своей жизни. И снова снег символизирует у него и быстротечность летящего времени, и неразрывную связь земного бытия с небесной чистотой, и надежду на волшебное новогоднее счастье.
